МОЯ ТРУДОВАЯ АРМИЯ

МОЯ ТРУДОВАЯ АРМИЯ

Когда сейчас говорят о трудовой армии в годы Великой Отечественной войны, вспоминают почему-то только Урал, Сибирь, лесоповал. А вот о других работах, в частности, о строительстве нефтепровода «Астрахань – Саратов», проходившему по Левобережью Волги, не вспоминают. Хоть и провозглашён лозунг: «Никто не забыт и ничто не забыто!».

Я бы хотела рассказать о моей трудовой армии. Бойцы этой армии заслужили добрую память. Может быть, кто-то ещё вспомнит о них…

 

 

НЕПРИГОДНЫЕ ДЛЯ ФРОНТА

Шёл 1943 год. Мне 17 лет. Наконец, закончена учёба в Саратовской медшколе и я с дипломом фельдшера, как и многие подростки, иду в военкомат Энгельса проситься на фронт. Но вместо армии меня направляют в облздравотдел, где врач Степанов формировал медсанчасть «Южспецстроя», который вёл строительство нефтепровода «Астрахань – Саратов». Так я оказалась в трудовой армии особой строительной монтажной части – ОСМЧ-19, входивший в ОСМУ № 5.

Рабочими этой самой ОСМЧ были в основном жители Средней Азии – узбеки, таджики, туркмены, казахи, но также и русские, грузины и украинцы. В общем, мужское население призывного возраста, по болезни не пригодное для фронта. Обслуживающий персонал – вольнонаёмный.

ОСМУ № 5 – это первопроходцы. Кетменём или лопатой – кто к чему привык, рыли они траншею для прокладки нефтепровода. Работали весь световой день. Кормили рабочих прямо на трассе. Приезжал студебеккер – американский грузовичок-вездеход, и в бидонах привозили завтрак, обед или ужин.

Кормили хорошо – всегда мясной бульон, и в миску каждому обязательно ложили кусок мяса.

После ужина, когда уже темнело, на грузовиках рабочих отвозили в ближайшее село, где в свободных домах, оставшихся после депортированных поволжских немцев, были сооружены для ночлега деревянные полати от стены до стены в полметре от пола, на которых вповалку спали люди. Рабочим выдавали матрасную наволочку, наволочки для подушки, простыню, полотенце и одеяло. Наволочку и матрац набивали сухим сеном или соломой. Баню для рабочих топили в селе, а помывку производили раз в десять дней со сменой постельного белья.

Обслуживающий персонал был следующий: начальник участка, бухгалтер, шофёры, кассир, хлеборезка, повар, водонос и фельдшер, то есть я. Все мы жили в армейских палатках прямо около трассы, а бригадиры по очереди жили с рабочими. Одна палатка на четыре человека. В ней были тумбочки, топчаны, печурка. Начальник участка занимал отдельную палатку, разделённую перегородкой, где он и спал, и проводил планёрки перед работой. Медицинская палатка тоже была разделена перегородкой: в одной половине вёлся приём больных, а в другой было жильё для фельдшера.

Начальником нашего участка был Ной Андреевич Никурадзе – грузин лет 35, среднего роста, сухощавый. В рабочее время с подчинёнными он был строг, но в свободное от работы время, например, в обеденный перерыв, одаривал обитательниц палаточного городка очаровательной, белозубой улыбкой из-под чёрных усов. Он считал себя покорителем женских сердец, на каждом полустанке у него была новая подружка. Однажды он встретил симпатичную, замечательную девушку Татьяну, которая родила ему сына. С этой новой русской семьёй он не расставался, хотя фотография «старой» жены и детей из Грузии всегда была при нём и он регулярно посылал туда деньги.

Бухгалтером была Светлана Петровна, одинокая женщина лет сорока, приятной наружности, общительная. Кассир – Фёдор Климентьевич, серьёзный мужчина лет 50, добрый, отзывчивый. Хлеборезка – Тамара, девушка лет 25, она получала хлеб на всех жителей палаточного городка. Бригадирами были жители Средней Азии со средним образованием. Они помогали начальнику участка общаться с трудармейцами, многие из которых не знали русского языка и были в большинстве своём неграмотные.

Водонос Юсуп и повар Урумбай появились после того, как начальником стал Ной Андреевич. До этого все питались на общей рабочей кухне. Заведующим кухней был грузин по прозвищу Генацвале – высокий молодой человек, у которого не гнулись ноги в коленях и заходить в палатку ему приходилось ползком. Ноги ему сломали в тюрьме, куда он попал молодым парнем. (Из-за ревности он в драке сильно ранил соперника.) В камере его заставляли танцевать лезгинку воры в законе. Однажды кому-то не угодил, и ему перебили ноги. Генацвале был весёлым и дружелюбным с жителями палаточного городка.

С появлением Урумбая мы стали получать продукты сухим пайком, и он готовил нам, жителям палаточного городка, по возможности, грузинские или узбекские блюда.

 

«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ»

На этом участке я заменяла сразу двоих – врача и медсестру. Очутившись в 17 лет на самостоятельной работе, почувствовала огромную ответственность за вверенных мне не совсем здоровых людей и решила, что должна справиться.

Начальнику участка я представилась по имени-отчеству. Никурадзе улыбнулся в свои чёрные усы, но так и стали меня величать - Ниной Николаевной.

Вообще-то, с самым первым я встретилась с кассиром Фёдором Климентьевичем. От такого отчества я как-то растерялась и назвала его дядя Федя. Так и продолжала называть, пока не освоилась с его отчеством. Шофера, народ балагурный, часто подшучивали над кассиром: «Фёдор Климентьевич, это твоя племянница приехала?» На шутки он не обижался, а надо мной (меня стали называть докторшей) взял шефство, что было не лишним в таком окружении мужчин.

Я старалась держаться с  вольнонаёмными рабочими и трудармейцами ровно, по-деловому. Освобождения от трудной работы давала не часто, лишь по необходимости.

Я не только вела приём больных в своей медицинской палатке, но и каждый день несколько раз с медицинской сумкой ходила вдоль строящейся трассы, наблюдая за работающими людьми и оказывая помощь тут же, если в ней нуждались. Рабочие встречали меня приветливо и часто угощали урюком или кишмишем, присланным из дома. Однажды даже подарили тюбетейку. Я носила её и с двумя заплетёнными косичками напоминала рабочим, видимо, о дочках, оставленных дома, а молодым парням – о сёстрах или любимых девушках.

Один парнишка чуть постарше меня при встрече, прячась за более взрослых, постоянно говорил мне: «Мен сен якш керемен!» Я не понимала его. Когда  спрашивала у взрослых, о чём он говорит, те улыбались и отвечали, что нужно учить язык, тогда, мол, и знать будешь. А паренёк, оказывается, говорил: «Я тебя люблю!»

Язык действительно полезно было знать для общения с больными. Я стала запоминать слова, а они были схожи и у узбеков, и у таджиков, и у туркмен. Мне нередко приходилось убеждать людей, что если у них будет справка на освобождение от работы, то не будет денег. Это они быстро поняли. Мои слова и убеждения помогли, и у медицинской палатки людей стало собираться меньше. Приходили только те, кто действительно не мог работать. Кстати, кормили на строительстве так хорошо, что хлеб рабочие продавали местным жителям и деньги отсылали домой. Многие и урюк продавали, который им высылали из дома, а деньги обычно хранили в большом платке, которым повязывали на поясе стёганый халат. Там же лежал и их домашний адрес. Стоит заметить, что воровства не было.

 

ПЕСНЯ УРУМБАЯ

Нефть была очень нужна саратовским заводам, и трасса продвигалась быстро. Вот очередной участок трассы закончен и палаточный городок собирает свои пожитки. Хозяйственный инвентарь собирают бригадиры. Они заранее выезжают на новый участок, чтобы найти жильё для рабочих и подходящее место для палаток.

Всё грузят на машины. Наконец отправление. Машины движутся одна за другой по пыльной степной дороге. Степь вокруг, куда ни посмотри. Пылит дорога, пахнет полынью, изредка перед машиной перебежит испуганный зайчишка. Тут и там можно видеть стоящих, как столбики, сусликов, неизменных жителей степей. И вот Урумбай затягивает песню. Он то поднимает глаза к небу, по которому плывут, как белые барашки, облака, то раскидывает руки, будто желая обнять эту степь. Постепенно песня его становится всё грустнее и грустнее, словно сердце его рвётся на родину.

- О чём поёшь? – спросила я его.

- Песня моя о том, что вижу вокруг и что душа чувствует,– ответил узбек. – Вот конец война будет, одна рука Нина берём, другая рука Тамара – в Узбекистан везём, женихов даём, свадьбу играть будем. Тогда другие песни петь будем.

Урумбай… Миролюбивый, добрый человек. Он тоже продавал свой хлебный паёк, деньги в платок заворачивал, а потом отсылал семье.

 

АЗИАТСКАЯ ЭКЗОТИКА

Рабочий день на трассе начинался рано, едва забрезжит рассвет, и продолжался до сумерек. Рабочих-трудармейцев привозили на трассу на грузовиках, и тут же приезжала машина с завтраком. Сразу после завтрака начиналась работа. Те, кто жаловался бригадиру на недомогание, шли к санитарной палатке.

Можно было наблюдать специфическую «среднеазиатскую» картину: люди сидели на корточках вокруг палатки, а если кому-то приспичило по большой нужде, тот отходил на один-два шага, набрасывал на голову свой халат, делал своё дело и, подмывшись из чайника, продолжал ждать своей очереди. В палаточном городке на отшибе всегда стоял деревянный туалет, но рабочие-азиаты почему-то им не пользовались. Однажды начальник участка, увидев эту картину, приказал поставить медицинскую палатку подальше от лагеря.

Как-то проверяя рабочих, я обнаружила завшивленность одежды и доложила об этом Никурадзе. Конечно, рабочие спали на общем деревянном настиле. Вот и предложила я тогда сделать примитивную разборную дезкамеру, чтобы можно было возить её с собой и быстро собирать на новом месте. Сделала чертёж, как сумела, и Ной Андреевич поручил эту работу бригадиру, бывшему строителю. Железо было на соседнем участке, и вскоре нам сварили «вошебойку», как окрестили ее бригадиры. Она состояла из камеры размером два на три метра, в крыше – отверстие для трубы. Труба железная, буквой «Г», на ножках, длинный её конец уходил в прорезь потолка. Рядом железная вешалка с крючком для белья. Ветошь, смоченную в мазуте, зажигали в трубе. От высокой температуры вши трескались и падали. Думаю, благодаря этому примитивному сооружению не было на нашем участке сыпного тифа.

Чтобы рабочим было легче трудиться, бригадиры посоветовали начальнику разрешить из каждых десяти рабочих выделять одного чайханщика, то есть пока девять трудятся, десятый должен вскипятить чай. Это был дополнительный отдых, и стимул для жителей Средней Азии не малый. Чайханщик всё время менялся. Никурадзе разрешил этот эксперимент. Работа на трассе нашего участка пошла быстрее и качественней, и участок завоевал переходящее Красное знамя. К нам даже приезжала съёмочная группа, снимала нас для киножурнала. Я, к сожалению, в это время была в Палласовке в санчасти.

 

«БЛЕДОХОД»

Трасса подошла к какому-то железнодорожному полустанку. Была суббота, завтра – выходной. Вечером в палаточном городке оживление: мужчины бреются и балагурят, женщины приводят себя в порядок, одевают свои лучшие наряды. Баня, отдых! И вдруг среди мужчин я услышала незнакомое слово – «бледоход». Я ещё не знала его значения. Общее оживление захватило и меня, я тоже решила поехать вместе со всеми на «бледоход». Вот уже мужчины с грузовика протягивают мне руки…

- Нет, дочка, тебе нельзя с нами, – вдруг говорит мне Фёдор Климентьевич. – Ты тут нужна будешь рабочим.

Этот довод убедил меня и, чувствуя ответственность, я осталась в лагере.

Машина с людьми вернулась в воскресенье заполночь. Сквозь дрёму я услышала шумные, пьяные голоса, смех. Что-то меня насторожило. Набросив пальтишко и халат, села на топчане, подобрав под себя ноги. Вдруг пьяная речь стала приближаться. И опять я услышала голос Фёдора Климентьевича:

- Не туда идёшь, Павел, не туда. Пойдём, я отведу тебя.

- Сюда мне, сюда нужно! – отвечал мужчина.

Сердце моё готово было выскочить из груди, зубы выбивали дробь, и я еле сдерживала крик.

Долго не могла уснуть. Я поняла, зачем и куда уезжали люди на целые сутки и что значит это слово – «бледоход».

С того дня в медицинской палатке поселился сторожем Урумбай. Но разыгрывать меня за это никто не посмел.

 

НОВЫЙ ФРОНТ РАБОТ

Заканчивался последний намеченный участок трассы. Монтажники соседнего участка укладывали огромные смонтированные трубы в траншею, вырытую нашими трудармейцами. Рабочих кормили ужином и на грузовиках везли на ночлег, где они ложились на свои матрасы в тех же стёганых халатах, в которых работали, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Печи топили соломой, тепла было недостаточно. Время осеннее, погода менялась часто: то ветер, то дождь, а кругом открытая степь. Лишь в ноябре выдали рабочим и служащим ватные стёганые брюки и куртки, и ещё кирзовые сапоги.

…Шел декабрь, работы на трассе подходили к концу. Нефтепровод довели до станции Наливная (ветка «Саратов-Уральск»). Там в больших палатках был развёрнут стационар. Мне не повезло: свалил приступ малярии и очутилась я на больничной койке, точнее, на топчане. Пока заканчивались последние работы, я выздоровела и принялась вместе со всеми готовить санчасть к переезду на новое место, теперь уже на поезде. В товарный вагон грузили мединвентарь, а посредине вагона стояла печурка-буржуйка. Топили её углём, а уголь везли в соседних составах, и на стоянках медсёстры делали запасы сами.

Рабочие-трудармейцы ехали тем же поездом, но только в пассажирских вагонах. Медработники по очереди обходили вагоны и следили за питанием рабочих и за состоянием их здоровья. Выходя из вагона, они со своей одежды вшей буквально сметали веником. На длительных стоянках мы устанавливали свою «вошебойку», которая нам очень помогала.

Новый 1944 год встретили в пути к Донбассу, где наша часть должна была проводить восстановительные работы жизненно важных объектов в освобождённых городах...

Нина Гутник

Газета зарегистрирована в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации: серия ПИ №ТУ64-00611 от 24 марта 2021 г.
Редакция не ведёт частную переписку, не даёт юридические консультации в частном порядке, не выступает ходатаем в официальных учреждениях и не возвращает не заказанные ею материалы.
Ответственность за содержание рекламы и объявлений несут рекламодатели. Точка зрения авторов публикаций не обязательно совпадает с позицией редакции.
Адрес редакции: 413100, Энгельс, ул. Горького, 33  телефон/факс: 8(8453) 555-182. E-mail: contact-ng@yandex.ru  Тираж - 7800 экз.
Редакция работает с 9 до 17 часов без перерыва, кроме выходных и праздничных дней. Цена в розницу - свободная.  
Подписные индексы: городской (районный)—53755, льготный—53756.