ПОЗДНЯЯ ДОГАДКА
Николай Ульянович Фёдоров (1923 – 2007).
ветеран Великой Отечественной войны, член Союза писателей РФ, почётный гражданин г. Энгельса. Текст был написан в 2004 году.
Есть в жизни встречи, которые, почти забытые, через многие годы озаряются новым значением. Так произошло у меня и с Юрием Гагариным.
В начале 50-х годов я был студентом факультета русского языка и литературы Саратовского педагогического института. Некоторые мои товарищи, как и я, писали стихи. Стремясь к совершенствованию в своём увлечении, мы организовали литературно-творческий кружок. На его занятия приходили заинтересованные студенты и других факультетов, а иногда и других учебных заведений. Анализировали содержание, художественные достоинства и недостатки стихотворений. В этом нам помогали наши преподаватели. Лучшие стихи помещали в стенной газете института, читали их на концертах со сцены актового зала. Со временем некоторые мои стихотворения стали появляться в областной газете «Коммунист». Меня стал приглашать на свои поэтические выступления, особенно в школы, самый известный поэт Саратова того времени Исай Тобольский.
Однажды после одного из заседаний нашего кружка ко мне подошёл незнакомый русый парень среднего роста и, несколько смущаясь, протянул ученическую тетрадь.
- Что это? – спросил я.
- Это мои стихи. Прошу прочитать, хочется узнать ваше мнение о них.
- Может быть, прочитаем на очередном занятии?
- Нет, мне хочется узнать ваше личное мнение.
- Ты с какого факультета и как тебя зовут?
- Зовут меня Юра, я студент индустриального техникума. Наше общежитие – напротив вашего института, через улицу...
Вечером в своём общежитии перед сном я внимательно и заинтересованно прочитал всё, что было написано в его тетради, – о природе, о войне, о стремлении к небу, о любви. Стихи, конечно, были очень слабые, ученические. Но я обнаружил в них искреннее лирическое волнение, отдельные образные находки и решил, что с этим парнем будет полезно поработать.
Занятия кружка у нас проходили два раза в месяц. Я решил не ждать этого срока и на следующий день пошёл к нему в общежитие. Это было здание старой постройки, на которое я раньше не обращал особого внимания. Комната, куда меня провели, была узкой, удлинённой формы. В ней стояли койки в ряд, не менее десяти. Около каждой – тумбочка и стул или табуретка. Кровать Юрия была, кажется, третьей от входа.
Мы поздоровались и обменялись рукопожатием.
- Не ожидал, что вы так быстро прочитаете, – сказал Юра, садясь на край своей кровати. – Я хочу услышать откровенное, правдивое мнение. Есть ли в них хоть какое-то рациональное зерно, стоит ли мне заниматься этим делом?
Подробно остановившись на каждом стихотворении, я в заключение сказал, глядя в его серо-голубые глаза:
- Ты пока находишься на самой первой ступени поэтического творчества – этого сложного и трудного дела. Поэтому, естественно, так много недостатков и с рифмой, и с ритмикой, и с композицией стиха. Стихи такого уровня ещё не пригодны для печати. Но, как видишь, у тебя уже есть некоторые образные удачи. А главное – видна поэтическая взволнованность твоей души, лирический огонёк. А это – основа для поэтического творчества. Советую продолжать учиться и работать творчески.
Потом мы перешли к простой товарищеской беседе, чтобы лучше узнать друг друга.
- Из содержания твоих стихов, Юра, следует, что ты не местный.
- Да, я из Смоленской области.
- О, это дорога нашествий и побед. Да и какие поэты у вас – Исаковский, Твардовский!..
- Да, это так. Но, вообще-то, стихи – не главное моё увлечение. Главное моё стремление и мечта – это авиация. Я активно занимаюсь в аэроклубе. Хотите посетить его? Это недалеко, на Рабочей улице. Я как раз собираюсь туда. Пойдёмте, вам будет интересно!
Дорогой он рассказывал о занятиях в аэроклубе и о том, что там не только изучают материальную часть самолётов, но и осваивают парашютное дело, совершают учебные полёты. Хвалил инструкторов.
От аэроклуба у меня осталось впечатление чистоты и порядка – как около здания, так и внутри него. Запомнилось, что на стендах было много диаграмм и таблиц, на стеллажах лежали технические детали и механические узлы, стоял самолёт-истребитель. Пахло машинным маслом и металлом. Но больше всего поразило то тёплое, дружеское отношение тех, кто там был, к тому, с кем я пришёл. Сам Юрий себя там чувствовал как рыба в воде, держал себя уверенно и с достоинством. Когда стали прощаться, он предложил мне вступить в аэроклуб, обещал содействие при поступлении.
Следующая встреча с ним произошла на танцах. Танцы в то время были главным развлечением молодёжи: вальс, танго, фокстрот, полька – не то что сегодняшняя «прыжкотряска». У нас в институте они проходили в актовом зале почти каждую субботу и воскресенье. Особенно мне нравилось, когда играл на звучном немецком аккордеоне студент-фронтовик Михаил Романов, мой троюродный брат.
Однажды на танцевальный вечер к нам пришла большая группа посторонних ребят, изрядно подвыпивших. Вести себя они стали очень развязно: громко и грубо разговаривали, выражались нецензурными словами, нагло приставали к нашим девушкам. Нам, недавним фронтовикам, достаточно было перекинуться несколькими словами, и мы подошли к ним вплотную. На наши уговоры они не поддавались, а наоборот, начали задираться. И тогда мы перешли к «боевым действиям».
И в этот момент я увидел рядом с собой моего нового товарища Юру. Он действовал смело и решительно, и видно было, что рукопашная схватка для него дело не новое. Хулиганов мы удалили, и у дверей был поставлен заслон из крепких ребят. Я поблагодарил Юрия за помощь и спросил, почему его не видно на последних занятиях нашего литературного кружка.
- Видимо, больше не смогу бывать на ваших занятиях. Очень много дел сейчас в аэроклубе. Да и вообще некогда заниматься стихами.
Это была, кажется, последняя наша встреча. Жизнь моя понеслась по сложным колеям судьбы, менялись занятия и места жительства...
В степном посёлке заволжского Озинского района услышал я очаровавшую весь мир весть о первом полёте человека в космос. Потом, уже в городе Энгельсе, написал и опубликовал стихи о полёте, а потом и о трагической гибели первого космонавта.
Но я долго не мог себе и представить, что когда-то мог соприкасаться с этим прославленным на весь мир героем. И только через десятки лет, когда много и подробно стали писать о его жизни, отыскивать мельчайшие детали его биографии, меня однажды вдруг озарила внезапная догадка: ба! а не тот ли это Юра, который приносил мне свои стихи? Так много совпадений: и индустриальный техникум, и аэроклуб, и Смоленская область, и туманно запомнившаяся его внешность... Нигде, правда, не отмечено, что он писал стихи. Как жаль, что я тогда не поинтересовался его фамилией, а потому и не запомнил её.
Но чем чаще озаряли меня воспоминания о тех далёких днях, тем навязчивее приходила уверенность: да, это был он – тот скромный, смелый и увлечённый русоволосый Юра, сегодняшний герой и гордость нашего народа. И долго я колебался: нужно ли об этом писать? Не получится ли так, как с той сотней старых большевиков, которые несли на своих плечах бревно на первом коммунистическом субботнике вместе с Владимиром Ильичём Лениным?
Уговорил меня написать об этом редактор «Новой газеты» Александр Васильевич Бурмистров.